ком, кроме нас с вами. Но будем действовать по порядку. Вначале выясним насчет камушков.
Становой набрал помер Голенищева. Виктор в этот момент находился дома, в своем кабинете. Он никогда не расставался с мобильником, предназначенным для переговоров с Леонидом, и потому сразу же откликнулся.
– Сегодня неожиданно всплыла версия ограбления, – сообщил Леонид. –Есть сведения, что Мадонна могла иметь при себе фамильные драгоценности своей матери.
Становой и Голенищев заранее условились о некоторых телефонных псевдонимах. Марину называли Мадонной, Фалина – Филей, Эльвиру –Эллочкой и так далее.
– Не может быть, – слегка растерялся Виктор.– Драгоценностей у них давно уже не было. Мадонна как-то обмолвилась, что их пришлось постепенно продать, надо было оплатить какое-то дорогостоящее лечение отца, а потом и матери. А еще я думаю, что половина тех камушков давно была фальшивой. Ее старики всегда слыли непрактичными транжирами, да и она сама...
– Однако есть сведения, что полтора года назад эти камушки еще были настоящими. И кроме старушки об этом никто не может рассказать. Так что придется тебе с ней побеседовать. Чужому человеку она вряд ли откроет правду.
– Я, конечно, побеседую, но сомневаюсь, что это к чему-то приведет, – вздохнул Виктор. – Мне кажется, искать надо в другом направлении,
– Все направления придется прорабатывать. Давай, по крайней мере, закроем эту версию.
– Ну, хорошо. Постараюсь выяснить.
– Запиши разговор на диктофон. Как только сделаешь это, сразу же звони. Встретимся на «заимке».
– Ладно. Сделаю все, что смогу.
Виктор говорил, прохаживаясь по кабинету, а, закончив разговор, посмотрел в сторону двери – и даже вздрогнул, наткнувшись на пристальный взгляд Инги. Она вошла в кабинет и настороженно спросила:
– Кто это звонил? У тебя такое взволнованное лицо...
– Да, понимаешь ли... – Виктор закашлялся. – Это приятельница Евгении Константиновны беспокоится, говорит, что старушка совсем плоха, надо бы ее навестить. А, поскольку Алеша за границей, она обращается ко мне. Все-таки я отец единственного внука Евгении.
– Конечно, – заметила Инга не без сарказма. – Родственники у нее во Франции, а в Москве, кроме бывшего зятя, не к кому и обратиться. У тебя что, мало других забот, тимуровец ты наш? Почему внук не заберет ее к себе?
– Она не хочет уезжать, – ответил Виктор, с трудом скрывая раздражение. –Ты что, не понимаешь? У нее здесь похоронены дочь и муж.
– Ну, если так… – Инга сбавила тон и постаралась смягчить жесткое выражение своих холодных серых глаз. – Тогда почему бы Алексею не поместить бабушку в какой-нибудь хороший дом престарелых? Сейчас ведь можно найти очень приличные.
– Я могу договоритъся насчет пансиона для старушки.
Узкое, желтоватое лицо Герасима с глубоко посаженными глазами и резкими морщинами у рта словно нарисовалось в проеме двери. Виктор всегда удивлялся способности верного адъютанта появляться в нужный момент и в нужном месте.
– Подмосковье, лес, речка, питание и обслуживание – на высшем уровне, –уточнил Герасим.
Сейчас такая услужливость почему-то вызвала у Виктора раздражение, и он довольно резко заявил:
– Не надо ни о чем заранее хлопотать. Не рвись в герои, пока тебя не позовут. Сперва я сам поговорю со старухой, с Алексеем, а потом будем решать, куда ее устроить.
Герасим Укладов, справедливо прозванный «ни му-му», молча кивнул и, не выразив абсолютно никаких эмоций, вышел в коридор своими неслышными шагами.
Оставшись наедине с Виктором, Инга подошла к нему вплотную,