все это стоило дорого, и потому посещать «Золотой олень» могли только богатые люди. По вечерам трактир превращался в дом свиданий; красотки попроще приходили сюда в открытую, а знатные дамы — закутанными  в покрывало. Однако сейчас, в дневное время, здесь не было женщин, кроме трактирной прислуги. Да и мужчин было мало — человек пять или шесть, сидевших по одному-два, и одна компания из семи человек.

  Джанни решил, что именно в этой компании находится граф ди Темпесто. У входа в трактирный зал царил полумрак, и Джанни мог незаметно разглядеть посетителей. Трое из компании, сидевшие лицом к входной двери, были, судя по одежде и по разговору, не итальянцами. Скорее всего — немцами. Трое других сидели к Джанни спиной. В торце стола восседал красавец лет тридцати с женственно-белым лицом и длинными напомаженными волосами. «Если это и есть граф Руджиеро ди Темпесто, значит, я ничего не понимаю в людях», — подумал Джанни и подошел к интересующей его компании, остановившись напротив холеного красавца. Теперь он разглядел и тех, кто сидел спиной к двери, и решил, что они тоже не соответствуют его представлениям о графе.

  Один, явно страдавший дефектом телосложения, с землистым лицом и злыми глазками-буравчиками, несмотря на то, что был очень некрасив, чертами своими чем-то неуловимо напоминал холеного красавца. Другой — грузный, с бычьей шеей и неподвижным взглядом застыл в безразличном молчании. Ну а третий, судя по всему, был просто слугой, выполнявшим обязанности толмача в разговорах итальянцев с их немецкими сотрапезниками.

  Джанни, привыкший смело заводить знакомства, и тут хотел заговорить с интересующей его компанией, чтобы узнать, нет ли среди них графа ди Темпесто и не ждут ли они его. Но не успел он сказать и слова, как его опередил красавец:

  — А что это вы нас так разглядываете? Вы кто такой?

    Джанни, немного растерявшись от резкого тона, выпалил напрямик:

  — Простите, синьоры, но я только хотел узнать, нет ли среди вас графа Руджиеро ди Темпесто?

  — Что-о? — красавец даже привстал со скамьи и уставился на Джанни испепеляющим взглядом. Остальные сотрапезники тоже все разом повернулись к Джанни и взглянули на него так, словно он сказал что-то непристойное.

  Джанни не подозревал, что обратился со своим вопросом к барону Уголино Бьяндрате — давнему врагу и сопернику графа ди Темпесто.

  Именно барон Бьяндрате, влиятельнейший вельможа Савойи и Пьемонта, со своим братом Игнацио, телохранителем Бертольдо Збалио и слугой - переводчиком, сидел нынче в «Золотом олене» и беседовал с гостями из Баварии — богатым и знатным бароном фон Хартвальдом и двумя его вассалами.

  Вопрос Джанни они, разумеется, восприняли как насмешку и уже хотели наказать дерзкого, но Джанни, сообразив, что здесь что-то неладно, быстро поправил свою оплошность:

  — Прошу прощения, синьоры, если я сказал что-то не так, но я приезжий и никогда не видел графа.

  Ярость в глазах Уголино сменилась любопытством, и он спросил:

  — Для чего же тебе нужен наш самозваный граф?

  Джанни ответил довольно резко:

  — Это уже мое дело, синьор!

  Игнацио и Бертольдо Збалио хмуро и презрительно взглянули на Джанни, а слуга возмущенно воскликнул:

  — Да знаешь ли ты, нахал, с кем говоришь?! Перед тобой барон Уголино Бьяндрате, зять и опекун графа Аккайа! Да по одному его слову тебе, невежа, могут всыпать за дерзость столько плетей, что...

  — Я гражданин Флорентийской республики! — прервал его Джанни. — И не знаю ваших законов, порядков, да они на меня и не распространяются!

  Вся