взглядом скользнул по Роману, затем скосил глаза на Юлю и вроде бы даже слегка ей улыбнулся, хотя улыбка на его лице была скорее похожа на гримасу.
Уже на улице Роман спросил Юлю:
– А кто этот мрачный тип?
– Герасим ни му-му, – засмеялась Юля. – Он у Голенищева правая рука. И телохранитель, и помощник, и организатор.
– Кажется, я его уже видел по телевизору. Он всегда возле Голенищева, да? Значит, он у них и дома – свой человек? А как Инга к нему относится?
– По-моему, неплохо. А вот Светина мама, Кира Васильевна, говорит, что у него плебейская рожа, и она не стала бы с таким общаться. Но он вообще-то мужик неплохой, добрый, хоть с виду и хмурый. Он мне вроде бы даже сочувствует.
– Сочувствует? А, может, ты ему нравишься? – Роман обнял Юлю за плечи и заглянул ей в глаза. – Признайся, этот тип к тебе приставал?
– Да ты что? – шутливо возмутилась Юля. – Герасим вообще от этого далек. Может, где-то на стороне он и развлекается, все же ведь живой человек. Но чтобы в хозяйском доме – ни-ни! Инга с Виктором его бы за такие номера понизили в звании.
– Да? У них строгий семейный дом? – с иронией спросил Роман. – А как Инга относится к тебе? Неужели не ревнует Голенищева к такой красивой девушке?
– По-моему, она ни к кому его особенно не ревнует. Не знаю, почему. Возможно, ревнует к памяти Марины Потоцкой, потому что все время старается говорить о ней гадости и поощряет, когда другие говорят.
– А что, у нее были враждебные отношения с Потоцкой?
– Да вроде нет. – Юля пожала плечами. – Не помню, чтобы они когда-то ссорились, выясняли отношения. Вражда у нее к Потоцкой была исподтишка, а с виду все выглядело прилично. Она даже специально ходила к Марине в театр, приглашала ее на юбилей к своему папаше. Мне запомнилось, потому что это было незадолго до Марининой гибели. Я потом еще слышала, как Инга докладывала по телефону не то отцу, не то брату: «Мадам сказала, что уезжает в Париж, так что не ждите ее на своем торжестве».
– Ну, если Инга так не любила Потоцкую, то, наверное, очень обрадовалась ее отъезду?
– Ничуть. Как ни странно, она в тот день была злая. Помню, я зашла к ней в комнату прибраться, а у нее из сумки выпал какой-то плакатик, я хотела его поднять, так Инга меня чуть по руке не ударила и тут же выгнала из комнаты. Я только успела заметить, что это была фотография молодой Марины. Потом еще я про себя посмеялась, подумала: может, Инга, как индианка какая-нибудь, втыкает иголки в изображение соперницы?
– Да, опасная у тебя хозяйка, – хмыкнул Роман. – И брат у нее – серьезный тип. Кстати, мне Эльвира советовала с ним познакомиться. Говорила, что Ховрин в рекламном деле – настоящий зубр.
– А у вас с Эльвирой, я чувствую, была интимная беседа? – Юля погрозила ему пальцем. – Зря я тебя брала с собой в театр, ох, зря.
– А как ты вообще решилась проталкиваться в театр, где верховодит эта женщина-танк? Между прочим, Ингу называет своей подругой. Не понимаю, что у них общего. Ты не знаешь, они давно знакомы?
– Может, знакомы и давно, но сдружились только в этом году. Вот как пришла к нам Эльвира на старый Новый год – так с тех пор и приятельствует с Ингой.
– Старый Новый год? – переспросил Роман, и странное выражение промелькнуло у него на лице. – Это, когда вы с Фалиным сошлись?
– И это тебе Эльвирка доложила. Вот змея!
Роман обнял Юлю уже знакомым ей грубовато-порывистым жестом и небрежно сказал:
– Ладно, чего уж там. Не будем ворошить прошлое. Лучше пойдем ко мне.
Девушка не стала возражать,