тебя это так важно, Витя? – внимательно вглядываясь в лицо друга, спросил Леонид. – Прости, но мне кажется, что все это ты принимаешь слишком близко к сердцу. Ведь даже Евгения Константиновна не усомнилась в самоубийстве дочери. Даже Алеша...

– Евгения тронулась умом, – перебил его Виктор. – Но, уверяю тебя, что будь ее рассудок не поврежден, она бы это дело так не оставила. А что  касается Алеши, то у него, как у многих молодых, дурацкое представление  о    поколении  родителей.    Ему    кажется,    что  все  мы  чокнутые,  слабые, депрессивные...  Но я-то знал Марину хорошо и уверен, что самоубийство – совсем не ее стиль.

– Я, конечно, знал Марину только издали, со стороны. Прости, не хочу лезть к тебе в душу, но мне всегда казалось, что у вас с ней были какие-то нервные, болезненные отношения. Я вообще считаю, что женщины, подобные Марине, при всей их прелести, не созданы для нормальной жизни, для семьи, для быта, наконец. Они проблестят, взволнуют, очаруют – и улетучатся... Мне даже трудно представить ее старой. Она, наверное, боялась старости.

– Это верно. И все-таки она не покончила с собой, – упрямо повторил Голенищев. – И я прошу тебя в этом разобраться.

– Хорошо, попробую, – вздохнул Леонид. – Конечно, я рад, что старый важный друг обо мне вспомнил. И все же не понимаю, почему ты обратился именно ко мне. Ведь среди твоих московских друзей наверняка тоже есть сыщики. Или ты выбрал меня для большей секретности?

– Тут все вместе, Леня... Но самое интересное в том, что письмо об убийстве Марины мне передала твоя землячка. Да, не удивляйся. Эта женщина написала, что живет в Днепропетровске и специально приехала в Москву ради встречи со мной. Она также пишет, что, являясь простым маленьким человеком, не может ничего предпринять сама, вот и  решила открыть правду мне.

– Давай письмо, – решительно сказал Леонид.

          Виктор  достал  из    внутреннего    кармана  два  сложенных  вчетверо листка.  Один из них      спрятал обратно, а второй протянул Леониду со словами:

– Начало тебе ни к чему, там просто дифирамбы в честь Марины. Незнакомка – ее давняя поклонница. А вот с этого места читай, тут как раз материал для сыщика

  Леонид, вечно забывавший свои «дальнозоркие» очки, отставил листок на расстояние вытянутой руки и стал внимательно читать:

  Итак, я живу в городе Днепропетровске. Однажды па моих глазах умер вроде бы от сердечного приступа некто Еськов Николай. Перед смертью он утверждал, что являлся соучастником убийства Марины Потоцкой, которое было замаскировано под самоубийство. Вот его дословное пояснение: «Я ее сзади схватил, а Федька Циркач выстрелил, потом пистолет ей в руку вложил. Так нам заказали сделать». На мои вопрос, кто был заказчиком убийства, Еськов ответил: «Не знаю. С ним Федька держал связь. Наверное, кто-то очень крутой. Может, из-за этого дела и меня сейчас убрали». Дальше он бормотал об отпущении грехов и о том, что в эту историю мне не следует вмешиваться, а то и меня могут убрать. Вот и все. Еськов умер от сердечного приступа, что подтвердила и медицинская экспертиза. Но сам он утверждал, что был отравлен тем же Федькой Циркачом. Я случайно оказалась рядом с ним в последние минуты его жизни, и он рассказал мне все это в приливе предсмертного раскаяния. Кроме меня никто об этой исповеди не знает. Теперь вот знаете и вы, Виктор Климентьевич. Остальное вам решать. Только прошу, не выдавайте моего участия в этом деле. Я совсем не героиня и боюсь расправы со стороны неизвестных убийц.

      Подписи не было. Письмо,